На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Давид Смолянский
    Что значит как справляются!? :) С помощью рук! :) Есть и др. способы, как без рук, так и без женщин! :) Рекомендации ...Секс и мастурбаци...
  • Давид Смолянский
    Я не специалист и не автор статьи, а лишь скопировал её.Древнегреческие вазы
  • кира божевольная
    всем доброго дня! не могли бы вы помочь с расшифровкой символов и мотивов на этой вазе?Древнегреческие вазы

Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 7-9

Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 7. "Рюрик" вступает в бой

Итак, в прошлых статьях мы рассмотрели действия контр-адмирала М.К. Бахирева и 1-ой бригады крейсеров в схватке с отрядом И. Карфа и «Рооном». А что в это время делали остальные русские корабли?

Вечером 18 июня, когда отряд, находясь в полосе сильного тумана, пытался выйти к Мемелю, «Новик» шел в кильватер за «Рюриком» и в 23.00 потерял идущий впереди крейсер из вида. По свидетельству Г.К. Графа, виноват в этом был «Рюрик»:

««Новику» было чрезвычайно трудно держаться за «Рюриком», так как тот совершенно с ним не считался и, меняя ходы и курсы, даже не предупреждал об этом; поэтому мы все время рисковали оторваться. На мостике все находились в напряженном состоянии и делали невероятные усилия, чтобы вовремя заметить изменение курса своего мателота».

В течении часа командир эсминца М.А. Беренс пытался обнаружить корабли отряда особого назначения, но ему это не удалось. Тогда он принял решение вернуться, и в 09.30 19 июня встал на якорь у Цереля. В 10.10 на «Новике» получили радиограмму, которую дал М.К. Бахирев для «Рюрика» с указанием курса 1-ой бригады крейсеров (во время перестрелки с «Рооном») и «Новик» пошел навстречу, но затем, около 12.00, получил приказ возвращаться и повернул в Куйваст. На этом участие «Новика» в операции закончилось.

Что же до «Рюрика», то с ним получилось интереснее. Он «потерялся» еще раньше, чем «Новик» и не мог найти крейсера 1-ой бригады, но «на зимние квартиры» не пошел, оставаясь в районе операции. Это было, вне всякого сомнения, правильным решением.
Как мы уже говорили ранее, М.К.Бахирев, потеряв «Рюрик» и «Новик» в тумане, какое-то время искал их, а затем повернул к Готланду с тем, чтобы хотя бы определить свое место (долгое время отряд шел по счислению). Вероятнее всего «Рюрик» этого не сделал, в результате чего к началу боя с «Аугсбугом» и «Альбатросом» оказался юго-восточнее 1-ой бригады крейсеров. В 08.48, т.е. примерно через 13 минут после того, как «Адмирал Макаров» сделал первый выстрел по «Аугсбургу», на «Рюрике» получили радиограмму М.К. Бахирева: «Вступить в бой с неприятелем, квадрат 400».

Командир «Рюрика» А.М. Пышнов немедленно приказал увеличить ход до 20 узлов, и повел крейсер в указанные ему район, куда и прибыл в 09.45, но, конечно же, никого в «квадрате 400» не обнаружил, да и первый эпизод боя к тому моменту уже кончился. Все же А.М. Пышнов сумел сделать правильные выводы о местоположении главных сил отряда особого назначения, предположив, что «бригада гонит врага на север» и пошел вслед за кораблями М.К. Бахирева.


В 10.10 «Рюрик» получает новую радиограмму с указанием курса 1-ой бригады крейсеров (40 град.). Никаких указаний для «Рюрика» она не содержала, поэтому А.М. Пышнов предположил, что противник находится к востоку от крейсеров М.К. Бахирева (что было совершенно правильно – «Роон» нагонял русские крейсера с юго-востока) и пошел курсом 20 град., с тем чтобы оказаться между вражескими кораблями и побережьем Курляндии, то есть взять противника в два огня, отрезав ему путь к отступлению. Затем, в 10.20 следует радиограмма-приказ: «Вступить в бой с крейсером «Роон» в квадрате 408». А.М. Пышнов, распорядившись дать радиограмму на «Адмирал Макаров» («Иду к вам») приказал повернуть на 8 румбов влево и повел «Рюрик» прямо в центр квадрата 408.

Как мы уже говорили ранее, примерно в 10.22-10.25 (время в русских и германских источниках различается) «Роон» вышел из боя c "Адмиралом Макаровым", повернув на юг. Но уже в 10.30 следовавший вместе с «Рооном» «Любек» увидел дым на востоке и повернул «для выяснения». В этот же самый момент «Роон» и «Аугсбург» наконец-то обнаружили друг друга. Дело в том, что коммодор И. Карф, услышав стрельбу в 10.00, пошел на север, и вот теперь встретился с вышедшим из боя отрядом «Роона». И «Роон» и «Аугсбург» повернули на «Рюрик», при этом миноносцы пошли с «Аугсбургом», выстроившись у борта легкого крейсера, противоположного противнику.

В это же время, буквально через несколько минут после своего поворота «Любек» рассмотрел одиночный силуэт, но что перед ним за корабль, понять было пока невозможно. «Любек» дал прожектором опознавательный сигнал – «Рюрик» ему ответил (естественно – неправильно). И вот тут «Любеку» стоило бы отступить, но он, введенный в заблуждение тонкими мачтами корабля, полагал что видит перед собой «Новик», а с ним германский легкий крейсер вполне мог справиться, поэтому «Любек» продолжал идти вперед. И только в 10.45 на германском крейсере, наконец, разобрали с кем имеют дело, и легли на обратный курс.

Что же до «Рюрика», то с него ситуация выглядела так. Примерно в 10.28 на крейсере обнаружили дымы справа от своего курса, а спустя короткое время видели три идущих навстречу кораблю силуэта, один из которых показал что-то прожектором. Судя по всему, А.М. Пышнов тут же приказал ответить абракадаброй. В 10.35 на «Рюрике» пробили боевую тревогу, в 10.44 управление кораблем было переведено в боевую рубку, а в 10.45 «Рюрик» дал пристрелочный залп по «Любеку» из носовой 254-мм башни, к которой вскоре присоединились носовые 203-мм башни, а через несколько минут в дело вступили 120-мм пушки. Расстояние в момент открытия огня, по отечественным данным, составляло 66 кабельтов, на «Любеке» считали, что дистанция в момент открытия огня составляла 60,2-65,6 кабельтов. Германский крейсер сразу же пошел зигзагом, сбивая прицел артиллеристам «Рюрика» и открыл интенсивный огонь из своих пушек. Артиллеристы «Любека» продемонстрировали отличную подготовку – один из первых залпов лег прямо под носом «Рюрика», залив водой и временно выведя из строя его открыто стоящие дальномеры, и практически тут же 105-мм снаряд угодил в палубу полубака, пробил ее и разорвался в прачечной. Фактически «Любек» смог пристреляться буквально через какие-то минуты после открытия огня, потому что первое попадание «Рюрик» получил еще до того, как перенес огонь на «Роон».


Однотипный "Любеку" легкий крейсер "Бремен"

В то же время залпы «Рюрика» не были точны, давая одни недолеты, да и было их немного – так, носовая 254-мм башня успела дать два залпа, после чего в 10.50 удалось опознать второй силуэт из трех – им оказался «Роон». А.М. Пышнов немедленно приказал повернуть, приводя противника на курсовой угол 60 град, с тем чтобы вести бой всем бортом, и сосредоточил огонь на «Рооне». Германский броненосный крейсер ответил. В это время «Аугсбург» и «Роон» все еще шли на сближение с «Рюриком», и так продолжалось до 11.00 расстояние между ними сокращалось с 82 до 76 кбт. К этому времени «Любек» отступил от русского крейсера достаточно далеко, так что на него передали прожектором (очевидно, с «Аугсбурга», хотя прямого указания на это источники не содержат) приказ уходить к Эстергарну, так что «Любек» пошел к побережью Готланда и далее, вдоль него, в базу. Дальнейшее сближение с мощным русским кораблем было явно не в интересах немцев, так что «Аугсбург» и «Роон» легли на параллельный «Рюрику» курс. С 11.00 примерно до 11.17 перестрелка продолжалась без каких-либо маневров, но затем «Роон» и «Аугсбург» резко отвернули от «Рюрика» и пошли на юг. Из за больших расстояний этот маневр не сразу был замечен на «Рюрике», но как только стало ясно, что немцы отступают, А.М. Пышнов немедленно распорядился повернуть непосредственно на противника и в 11.20 «Рюрик» пошел за «Рооном».

Однако именно в этот момент в боевую рубку поступил доклад старшего офицера крейсера о замеченном перископе подводной лодки. В соответствии с действующими инструкциями, А.М. Пышнов немедленно распорядился отвернуть влево, с тем чтобы развернуться к подводной лодке кормой. С борта «Рюрика» даже наблюдали след торпеды, прошедший за кормой крейсера – на самом же деле никакой подводной лодки у немцев в том районе не было. Однако в результате разворота курсы русского и германский кораблей разошлись под 90 град: «Рюрик» шел практически на восток, в то время как «Роон» и «Аугсбург» с миноносцами – на юг. Немцы утверждают, что огонь прекратился еще до разворота «Рюрика», при этом по их данным, в момент прекращения огня «Рюрик» от «Роона» отделяло 87,5 кабельтов.

А вот затем наступил, наверное, самый интересный момент данного эпизода. А.М. Петров в книге «Два боя» пишет:

«Уклоняясь к Ost от атаки лодки, крейсер потерял из виду неприятеля, а затем лег на N для следования в Финский залив».

То есть получается так, что крейсер, отвернув от подводной лодки, в дальнейшем не сделал никакого маневра на сближение с неприятелем и ушел с поля боя не солоно хлебавши. Вне всякого сомнения, такой поступок характеризует командира «Рюрика» далеко не лучшим образом. Но если мы откроем труд С.Е. Виноградова и А. Д. Федечкина ««Рюрик – флагман Балтийского флота», то мы читаем иное описание этого эпизода:

«Уклоняясь от возможной атаки, «Рюрик» на время прекратил огонь, чем немедленно воспользовался противник, скрывшийся в пелене тумана. Безуспешная погоня за ним продолжалась почти до полудня, когда по радио было получен приказ контр-адмирала М.К.Бахирева о возвращении в базу и присоединении к отряду, после чего «Рюрик» повернул на норд».

Иными словами, получается, что А.М. Пышнов, совершив маневр уклонения, затем развернулся и бросился в погоню, а вышел из боя уже позднее, получив прямой приказ М.К. Бахирева. Кто же все-таки прав?

Для этого попробуем определиться, когда «Рюрик» повернул на север. В.Ю. Грибовский пишет об этом так:

«Уклоняясь, «Рюрик» резко повернул влево и прекратил огонь. Тревога оказалась ложной, но позволила противнику выйти из боя. В 10 ч 40 мин на мглистом горизонте виднелись лишь облака дыма от германских крейсеров. Командир «Рюрика» повернул на север».

Аналогичное время поворота «Рюрика» на север указывают и другие исследователи, такие, например, как Д.Ю. Козлов. А вот как описывает данный эпизод немецкий историк Г. Ролльман:

«Рюрик, казалось, повернул, затем некоторое время шел вслед вне дальности огня, и в 10.45, наконец, совсем исчез из виду».


Иными словами, по мнению немцев, погоня все-таки была, так как «Рюрик» шел «вслед», но русский крейсер не сблизился на дистанцию огня и в итоге отвернул и вышел из боя.

Произведем простой расчет. Мы знаем, что после отворота «Рюрика» от несуществующей подводной лодки (11.20) и до его поворота на север (11.40) прошло 20 минут. В момент отворота корабли шли на юг (немцы) и на восток (русские) под углом практически 90 градусов. Известно также, что «Рюрик», вступив в бой на 20 узлах в ходе погони скорость не снижал. Немцы развили не меньшую скорость, так как после сближения на 76 кбт. им удалось разорвать дистанцию до 87,5 кбт.

Так вот, представим себе гигантский треугольник, в котором русский и германские крейсера двигаются по его катетам, а расстояние между ними является гипотенузой. Если предположить, что с 11.20 и до 11.40 «Рюрик» не догонял германскую эскадру, а уходил от нее на восток, то оба катета за это время «удлинились» на 6 миль каждый (именно столько пройдут корабли 20 уз. ходом за 20 минут). А это значит, что расстояние между «Рюриком» и «Рооном» к 11.40 должно было составить никак не менее 171 кабельтова. Конечно, видимость к 11.40 сильно улучшилась, но не настолько же. А с учетом того, что немцы потеряли «Рюрик» из виду в 11.45, расстояние между противниками в момент потери видимости должно было составить совершенно несусветные 204 кабельтова!

Это, конечно же, невозможные цифры, а потому мы констатируем: выполнив маневр уклонения от подводных лодок, А.М. Пышнов развернул свой корабль на прежний курс и пошел догонять «Роон» и его отряд. Почему не догнал? Сказать достаточно сложно. Теоретически, такая возможность у «Рюрика» должна была быть, потому что свой 21-узловых ход корабль должен был развивать с ¾ котлов, соответственно, при введении в действие всех котлов, скорость крейсера должна была быть еще выше. Но с другой стороны, это теория, а реальная максимальная скорость «Рюрика» в 1915 г., к сожалению, автору неизвестна. В то же время самым тихоходным кораблем немецкого отряда был «Роон», но и он на испытаниях показал 21,143 узла. То есть мы совершенно не можем исключать, что скорость «Роона» и «Рюрика» в 1915 г. оказалась сопоставимой. Быть может, «Рюрик» и был чуть быстрее, но он сильно разорвал дистанцию, выполняя маневр уклонения от подводной лодки. Когда германские корабли уходили на юг, а «Рюрик» - на восток, расстояние между ними увеличивалось примерно на 4,7 кабельтов в минуту. То есть даже если предположить, что «Рюрик» уходил на восток всего 3-4 минуты, а затем повернул на обратный курс, то и тогда расстояние между неприятелями должно было составить 101-106 кабельтов. То есть, даже если «Рюрик» и имел незначительное превосходство в скорости, то требовалось время (и существенное!) чтобы сблизиться с немцами на расстояние, достаточное для того, чтобы возобновить бой. Вспомним, что «Рюрик» прекратил огонь по «Роону» сразу после своего отворота от подводной лодки. Да, «Рюрик», конечно, лег на расходящийся курс, но это же не могло помешать ему продолжать стрелять по «Роону»! Однако он прекратил, а это означает, что расстояние было слишком велико для ведения прицельного огня. Вспомним, что в 11.50 на «Рюрике» смогли опознать «Роон» только когда он находился в 82 кбт. от русского крейсера.

Следовательно, предположив, что предельная видимость для действительного артиллерийского огня в тот момент составляла около 90 кабельтов, а по завершении маневра уклонения от подводной лодки дистанция между «Рооном» и «Рюриком» составляла 101-106 кбт., мы приходим к тому, что даже если бы «Рюрик» превосходил бы германский отряд в скорости на целый узел, то и тогда ему требовалось от часа до полутора часов только для того чтобы возобновить бой! Но далеко не факт, что «Рюрик» обладал подобным превосходством.

Не совсем ясно, какую именно радиограмму дал М.К. Бахирев на «Рюрик». Одни источники утверждают, что это был прямой приказ А.М. Пышнову выйти из боя и присоединиться к 1-ой бригаде, но при этом самого текста радиограммы не приводится. Другие источники упоминают радиограмму «Опасаться подхода неприятеля с юга», которую дал «Адмирал Макаров» как только услышал звуки боя. Собственно говоря, наличие этой радиотелеграммы не опровергает и не подтверждает существование приказа на выход из боя. Но даже если прямого приказа и не было – в чем мы можем упрекнуть командира «Рюрика» А.М. Пышнова?

Как только он обнаружил неприятеля (причем, превосходящего его численностью) и еще до того, как он смог определить состав противостоящего ему отряда А.М. Пышнов, тем не менее, идет на сближение. Как только определился главный противник – «Роон» - «Рюрик» приводит его на курсовой угол 60 с тем, чтобы иметь возможность сражаться всем бортом, при этом сами немцы шли ему навстречу. Когда «Любек» удалился достаточно от «Рюрика», немцы легли на параллельный курс, и А.М. Пышнов этому не препятствовал, но как только заметил, что немцы пытаются выйти из боя – немедленно повернул, и пошел прямо на них. Обнаружив перископ, выполнил маневр уклонения, а затем продолжил преследование отступающего неприятеля. Никакое из этих действий командира русского корабля не заслуживает ни малейшего упрека – он сражался, причем в весьма агрессивной манере.

Однако вскоре после возобновления преследования стало ясно, что:

1. Возобновить артиллерийский бой в кратчайшие сроки не удастся;

2. Немецкие корабли бегут на юг;

3. М.К. Бахирев в самом начале боя предупреждал о том, что следует опасаться подхода неприятельских сил с юга.

Так вот к 11.40 «Рюрик» уже примерно час шел именно туда, откуда (по мнению М.К. Бахирева) могли подойти неприятельские силы. Дальнейшее преследование «Роона» в таких условиях попросту теряло смысл – мы говорили о том, что для возобновления боя, и при условии, что «Рюрик» был быстрее на один узел «Роона» (что далеко не факт) А.М. Пышнову понадобился час или полтора только для того, чтобы возобновить бой, но для того, чтобы сблизиться на расстояние, позволяющее нанести «Роону» решительные повреждения, в этом случае нужен был уже не час, а часы. С учетом угрозы появления неприятельских сил, такая погоня полностью теряла смысл, и «Рюрик» повернул на север.

Надо сказать, что М.К. Бахирев, поступил схожим образом. Когда на «Адмирале Макарове» услышали выстрелы и поняли, что «Рюрик» вступил в бой, Михаил Коронатович развернул свою бригаду и повел ее на юг. Однако вскоре его крейсера легли на обратный курс. Почему?

С одной стороны, не имея преимущества в скорости перед «Рооном» догонять его, после того как последний скрылся из виду было совершенно бессмысленно. Но русский командующий не мог знать обстоятельств начала боя «Роона» с «Рюриком». Возможно было, что отступающий к югу «Роон» окажется между «Рюриком» (если бы тот двигался с юга) и 1-ой бригадой крейсеров М.К. Бахирева. Имея противника на севере и на юге, отряду «Роона» только и оставалось, что отступать к побережью Готланда, то есть на запад, или же Курляндии, то есть на восток. А в этом случае, быстрый разворот бригады крейсеров на юг, давал некоторую надежду поставить «Роон» в два огня и быстро уничтожить его.

Игра, очевидно, стоила свеч, и Михаил Коронатович повернул свои крейсера к югу. Но время шло, а немецких кораблей все не было, и это означало, что «Роон» все же прорвался мимо «Рюрика» на юг (что, в общем-то и произошло в действительности), а «клещи» не задались. В этом случае преследование немцев для крейсеров 1-ой бригады теряло смысл, и М.К. Бахирев разворачивает свои крейсера на север. Ему все еще угрожает неизвестная эскадра у Гостка-Санден (которой на самом деле не существовало, но этого русский командующий, естественно, знать не мог) и не было времени, чтобы тратить его на поиски иголки в стоге сена – необходимо соединиться с «Цесаревичем» и «Славой» и быть готовым к большому сражению с броненосными германскими кораблями. Именно поэтому М.К. Бахирев и не желал, чтобы «Рюрик» слишком уклонялся к югу – в этом случае оказать ему помощь соединенными силами крейсеров и броненосцев прикрытия было бы затруднительно.

Таким образом, маневрирование русских кораблей в третьем (и последнем) эпизоде боя у Готланда следует признать разумным и в достаточной мере агрессивным. А что же с точностью стрельбы? В отличие от прочих эпизодов мы совершенно точно знаем расход снарядов «Рюрика»: 46 254-мм, 102 203-мм и 163 120 мм фугасных снаряда. Первые пять минут боя (10.45-10.50) «Рюрик» стрелял по «Любеку», следующие полчаса – по «Роону», в 11.20 бой прекратился и в дальнейшем уже не возобновлялся. Русские моряки считали, что добились попаданий в «Роон», но на самом деле ни один снаряд «Рюрика» в германские корабли не попал.

Почему такое случилось?

Источники, увы, не дают ответа на данный вопрос – обычно следует лишь констатация факта, без объяснения причин. В некоторых случаях дается описание причин, осложнивших стрельбу «Рюрика», таких как вода от залпа «Любека», залившая дальномеры, отчего те не какое-то время вышли из строя, а также временное прекращение огня носовой 254-мм башни, из-за того, что у правого орудия вышла из строя система продувания ствола. Башня наполнялась газами при каждой попытке продуть ствол, несколько человек получили отравление. Вообще говоря, эти причины достаточно весомы и могли бы объяснить низкий процент попаданий - но не полное их отсутствие.

В итоге единственной причиной отвратительной стрельбы «Рюрика» приходится считать плохую подготовку его артиллеристов. Поскольку (опять же, по мнению большинства источников) 1-ая бригада крейсеров неважно отстрелялась по «Альбатросу» (мы уже знаем, что это не так), то укоренилось мнение о плохой подготовке морских артиллеристов Балтийского флота вообще. Между тем, существует причина, которая очень хорошо объясняет неудачу «Рюрика» в бою у Готланда и крайне странно, что ни в одном из известных автору исследований и монографий по данному вопросу она не упоминается.

Как мы уже многократно говорили в статьях, посвященных действиям русского флота в русско-японской войне, артиллерийское умение необходимо поддерживать регулярными тренировками – если же таковых нет, то точность огня корабельных пушек резко «съезжает» вниз. В качестве примеров можно привести историю с резервом, в который в 1911 г на 3 недели были выведены корабли черноморского флота по недостатку средств на их боевую подготовку. После этого точность стрельбы бронепалубного крейсера «Память Меркурия» упала почти в 1,6 раз, а по другим кораблям эскадры «чуть ли не вдвое». Показателен в этом отношении и пример порт-артурской эскадры, которая, только что выйдя из 2,5-месячного резерва в бою 27 января 1904 г., показала далеко не лучший результат – точность стрельбы орудий крупного калибра оказалась в 1,1 раз ниже, чем у японцев, среднего калибра (152-203-мм) – соответственно в 1,5 раза. Тем не менее, на тот момент все же можно было говорить о какой-то сопоставимости подготовки русских и японских комендоров. Однако последующее шестимесячное стояние на рейде Порт-Артура (только при С.О. Макарове флот выходил в море на тренировки) привело к тому, что в бою в Желтом море на одно русское попадание приходилось четыре японских.

Так вот, почему-то отечественные источники при описании результатов стрельбы «Рюрика» у Готланда упускают следующий факт. Как известно, 1 февраля 1915 г., сильнейший броненосный крейсер Балтийского флота, выдвигался на прикрытие минной постановки, которую командование собиралось осуществить с целью:

«создать для него затруднения в подвозе войск и снаряжения через порты Данцигской бухты».

Двигаясь в условиях околонулевой видимости (туман и сильная пурга) ввиду северной оконечности острова Готланд, крейсер «таранил» днищем каменную банку, не обозначенную на картах. Прочие крейсера 1-ой бригады, также участвовавших в том походе, имели меньшую осадку и прошли над ней. В результате «Рюрик» оказался тяжело поврежден, приняв 2 700 тонн воды. Корабль с большим трудом удалось дотащить Ревеля, но его осадка оказалась слишком велика, чтобы войти на рейд, так что крейсер вновь оказался на мели (на этот раз – песчаной) Впоследствии его пришлось разгрузить на 1 108 т, причем сняты были крыши башен и стволы 254-мм и 203-мм пушек, в таком виде крейсер увели в Кронштадт.

«Рюрик» был поставлен в док, но ремонтные работы на нем удалось завершить только к концу апреля 1915 г. Затем корабль вывели из дока, но работы на нем продолжались, и только 10 мая крейсер вышел из Кронштадта в Ревель «для довооружения и оснащения» (не для установки ли снятых с него орудий?). В итоге «Рюрик» вошел в строй… в середине июня 1915 г., то есть буквально за несколько дней до рейда на Мемель.

Таким образом, броненосный крейсер «Рюрик» до боя у Готланда не имел артиллерийской практики на протяжении полугода минимум. В то время, как остальные корабли Балтфлота после зимы активно восстанавливали свои умения, «Рюрик» ремонтировался в Кронштадте и «довооружался» в Ревеле. Что, по мнению автора настоящей статьи, в сочетании с вышеупомянутыми факторами (временный выход из строя дальномеров, носовой башни главного калибра) и предопределило неуспех его артиллеристов. Кстати сказать – вспомнив о том, что «Рюрик» перед операцией полгода находился в ремонте, мы можем совершенно по-другому оценить позицию командующего Балтийским флотом В.А. Канина, не желавшего отправлять этот крейсер в рейд на Мемель. Одно дело, использовать в операции готовый «к походу и бою» корабль, и совсем другое – отправить туда крейсер после шестимесячного пробела в боевой подготовке.

И, наконец, последний аспект. С.Е. Виноградов и А. Д. Федечкин ««Рюрик – флагман Балтийского флота» на страницах, посвященных ремонту крейсера в 1915 г. пишут:

«Наряду с ремонтом корпуса и механизмов было принято решение параллельно осуществить и работы по ремонту и модернизации артиллерии крейсера, в том числе по замене всех 10" и 8" орудий, достигших полной степени износа, переборке регуляторов скорости Дженни, переборке и чистке частей поворотных и подъемных механизмов башен»

То есть, прикрывать операцию по минированию в феврале 1915 г. «Рюрик» шел с вконец расстрелянными орудиями, и конечно, раз уж крейсер оказался в ремонте, следовало исправить этот недостаток. Но есть интересный нюанс: в источнике мы читаем о «принятом решении», но увы, нет никаких сведений о том, было ли это решение исполнено, а ведь могло и не быть, особенно с учетом того, что башни «Рюрика» были частично разукомплектованы до его прихода в Кронштадт. Таким образом, существует отличная от нуля вероятность, что 19 июня 1915 г. крейсер вел бой из орудий, достигших своего предела по износу. Впрочем, автор настоящей статьи не располагает достаточными данными, и может лишь констатировать необходимость дополнительного изучения этого вопроса.

Хотелось бы отметить и еще один нюанс. Обычно неудачную стрельбу «Рюрика» сопоставляют с блестящим результатом «Любека», добившегося 10 или 11 (в разных источниках данные разнятся) попаданий. Однако следует отметить, что «Любек» подошел к «Рюрику» ближе других германских кораблей, в момент открытия огня дистанция между ними оказалась не более 60-66 кбт. Затем «Любек» развернулся и отступил, продолжая стрелять по «Рюрику» до тех пор, пока последний находился в пределах досягаемости 105-мм пушек германского крейсера. В то же время «Рюрик» уже через 5 минут боя перенес огонь на «Роон», находившийся значительно дальше «Любека» (указывается дистанция 82 кбт.). При этом «Роон» и «Рюрик» не сближались более чем на 76 кбт, а затем расстояние между ними снова стало расти, пока не достигло 87,5 кбт.

Так вот, в источниках обычно упоминается шквальный огонь «Любека» («четвертый залп делался, когда три других находились в воздухе») но нигде толком не описано время попаданий в русский крейсер. При этом следует отметить, что «Любек», вооружался 105-мм/40 SK L/40 обр 1898 г. с весьма скромными характеристиками – даже на предельном угле возвышения (30 град) дальнобойность орудий «Любека» не превышала 12 200 м или примерно 66 кбт! Соответственно, можно предположить, что дело было так – старший артиллерист «Любека», правильно определив дистанцию накрыл русский крейсер уже первыми залпами. Затем он обрушил на «Рюрик» град снарядов, добившись 10 или 11 попаданий в самом начале боя, пока дистанция не превосходила тех предельных 66 кбт., на которых могли стрелять его орудия. Затем «Любек» отдалился от «Рюрика» и дальнейшего участия в бою не принимал. В то же время «Роон», ведя бой как минимум в течении получаса на дистанции 76-87,5 кбт. попаданий не добился. Нам известно, что артиллеристы германского броненосного крейсера вовсе не были неумехами, таким образом, мы можем предположить, что условия стрельбы (в первую очередь – видимость) препятствовали немецким артиллеристам, а значит – и их коллегам на «Рюрике».

В целом же по третьему эпизоду боя у Готланда можно констатировать следующее – русские командиры, включая командира «Рюрика» А.М. Пышнова действовали в ходе боя весьма профессионально и агрессивно, и ничем не заслужили упрека. Но… Если мы рассмотрим действия А.М. Пышнова, то увидим весьма четкое, но не бездумное выполнение полученных приказов. Получив распоряжение М.К. Бахирева вступить в бой, он прибыл в назначенный квадрат, но никого там не обнаружил. Тем не менее, он совершенно правильно решил, что противника следует искать к северу от указанного ему квадрата – пойдя туда, он смог вступить в бой буквально через каких-то 20 минут после того, как «Роон» прервал бой с крейсерами 1-ой бригады.

Однако возникает вот какой вопрос: дело в том, что телеграммы службы связи Балтийского флота, извещавшие М.К. Бахирева об обнаружении группы И. Карфа не могли быть даны «адресно», на флагманский корабль русского командующего отрядом особого назначения. Другими словами, все телеграммы, которые дали с берега М.К. Бахиреву должны были бы принять и на «Новике», и на «Рюрике». В этом случае довольно-таки странно то, что они были проигнорированы на обоих русских кораблях – «Рюрик» оставался «в тумане» юго-восточнее от места перехвата, а «Новик» вообще ушел на зимние квартиры. Можно, конечно, предположить, что ни «Рюрик», ни «Новик» этих телеграмм не получили – радиосвязь в те времена оставляла желать лучшего, и даже в том же Ютландском сражении мы видим множество отправленных, но не полученных радиограмм. Возможно также, что радиограммы, направленные в адрес М.К. Бахирева кодировались особым образом, который не могли разобрать на других крейсерах отряда, но автору ничего об этом не известно. Тем не менее, мы видим, что и А.М. Пышнов и М.А. Беренс своевременно и без задержек получали радиограммы своего непосредственного командира, М.К. Бахирева, и немедленно приступали к их выполнению, а вот радиограммы, направленные Михаилу Коронатовичу прошли мимо них – и вот это представляет собой загадку боя у Готланда 19 июня 1915 г. По крайней мере, для автора настоящей статьи.

Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 8. Подводные лодки!

Перестрелка «Рюрика» с отрядом германских кораблей завершила противостояние надводных сил, но бой у Готланда на этом еще не закончился. Как мы уже говорили ранее, планом операции предусматривалось развертывание подводных лодок в районе тех портов, откуда могли выйти тяжелые немецкие корабли на перехват отряда особого назначения М.К. Бахирева. К сожалению, по причинам технического несовершенства отечественных подводных лодок, «в нужном месте» удалось развернуть только английскую субмарину под командованием М. Хортона.

Его Е-9 заняла позицию у Нейфарвассера. Здесь нужно отметить, что русские корабли задолго до описываемых событий поставили достаточно минных заграждений в этом районе, и это вынуждало немецких моряков выходить и возвращаться в Нейфарвассер строго по безопасному фарватеру. Так вот, положение М. Хортона во многом упрощало то, что именно его лодка два месяца тому назад вскрыла положение этого фарватера. В то же время немцы, хотя и опасались появления здесь подводных лодок, все-таки считали, что плотность минных заграждений препятствует их действиям. Иными словами, принимая необходимые меры защиты «на всякий случай», немцы все же не считали, что могут встретиться здесь с подводными русскими или британскими подводными кораблями.

В результате… произошло именно то, что, собственно, и должно было произойти. Контр-адмирал Гопман находился в Данциге с броненосными крейсерами «Принц Генрих» и «Принц Адальберт». Формально эти два корабля осуществляли дальнее прикрытие отряда коммодора И. Карфа, но на деле они даже не стояли под парами, в готовности к выходу. Вообще, судя по описанию Г. Ролльмана, фон Гопман никуда особо и не торопился.

Первая радиограмма «Аугсбурга», в которой он сообщал об успешном выполнении задания, конечно, не должна была подвигнуть контр-адмирала на подвиги. Но в 08.12 была принята радиограмма (данная открытым текстом с «Аугсбурга»):

«Броненосным крейсерам и II эскадре. Противник находится в квадрате 003. Атаковать, обойти и отрезать!»

Однако ни текст радиограммы, ни отсутствие шифра не подвигли фон Гопмана к каким-либо действиям - соблюдая олимпийское спокойствие, он оставался на месте. Германский контр-адмирал отдал приказ разводить пары только после того, как в 08.48 «Роон» сообщил:

«Место в квадрате 117, курс WNW, скорость 19 узлов».

Далее, со слов Г. Ролльмана: «благодаря исключительно дружной работе всего личного состава и благоприятному для тревоги времени суток», «Принц Адальберт» и «Принц Генирх» в 12.00, то есть спустя более чем три часа от получения приказа, вышли-таки из устья Вислы. Их сопровождало (опять же, невозможно удержаться от цитирования Г. Ролльмана):

«всего два миноносца, которые удалось быстро подготовить к походу».

То есть, получается, что миноносцев было больше, чем два, но когда понадобилось срочно выйти в море, то сопровождать крейсера могли только два. И это при том, что броненосные крейсера фон Гопмана собирались 3 часа! Если же допустить, что Г. Ролльман все же ошибся, и что контр-адмирал распорядился выводить корабли сразу по получении радиограммы от 08.12, то получается, что ему понадобилось даже не 3, а 4 часа! Вот уж прикрытие, так прикрытие.

Видимо осознав, наконец, что подобная медлительность может оказаться роковой для кораблей И. Карфа, фон Гопман повел свой отряд по фарватеру на 17 узлах. Однако, едва германские корабли обогнули маяк Хель, то угодили в полосу тумана, который, судя по всему, 19 июня стоял надо всем Балтийским морем. Миноносцы, шедшие впереди и осуществлявшие поиск подводных лодок, оттянулись к флагманскому кораблю. Примерно через полчаса развиднелось, но посылать миноносцы вперед фон Гопман счел совершенно излишним – во-первых, корабли шли достаточно большим ходом, что затрудняло выход в торпедную атаку, во-вторых, была видна следующая полоса приближающегося тумана, и в-третьих, крейсера и миноносцы как раз находились среди русских минных полей, где никаких подводных лодок не должно было быть по определению.


Е-9

Увы, все когда-то случается впервые - в 6 милях от Рихтсгефта их с нетерпением поджидала Е-9. Макс Хортон обнаружил немецкий отряд на дистанции четырех миль, корабли фон Гопмана приближались. В 14.57 они уже находились в каких-то двух кабельтовых от Е-9, и лодка произвела двухторпедный залп.

Командир «Принца Адальберта», капитан цур зее Михельсен, увидел пузырь, образовавшийся от пуска торпед в 350-400 метрах от своего корабля, затем – перископ и, наконец, след от торпеды. Немедленно был отдан приказ увеличить ход, но уже никакое действие не могло спасти крейсер от удара.

Первая торпеда угодила прямо под мостик «Принца Адальберта» и взорвалась, взметнув клубы дыма и угольной пыли. На крейсере было подумали, что вторая торпеда попала в корму, потому что корабль повторно тряхнуло, но на самом деле этого не произошло – торпеда детонировала от удара о грунт. Впрочем, и одно попадание натворило дел - вода хлынула сквозь двухметровую пробоину, затопив первую кочегарку, погреб носовой башни главного калибра, центральный пост и отделение бортовых торпедных аппаратов. Надо сказать, что немцам несказанно повезло, потому что «Принц Адальберт» находился буквально на волосок от гибели – энергия взрыва разбила боевое зарядное отделение одной из торпед, но оно не взорвалось. Если бы детонировала еще и боевая часть германской торпеды, вполне возможно, что крейсер погиб с большей частью своего экипажа, но без потерь в любом случае не обошлось – взрывом были убиты два унтер-офицера и восемь матросов.

Подводную лодку англичан видели не только на «Принце Адальберте», ее заметили также и на миноносце «S-138», который немедленно ринулся в атаку, попытавшись таранить Е-9. Однако М. Хортон, зафиксировав попадание в «Принц Адальберт», немедленно увеличил ход и приказал принять воду в цистерну быстрого погружения, в результате чего лодка уклонилась от столкновения и легла на грунт на глубине 12 метров.

Контр-адмирал Гопман немедленно отправил «Принца Генриха» обратно в Данциг, сам же двинулся к берегу с тем, чтобы иметь возможность выброситься на него, если затопления примут неконтролируемый характер. Этого не произошло, но броненосный крейсер все же принял 1 200 т воды, его осадка возросла до 9 метров и обратно в Нейфарвассер вернуться не мог. Тогда контр-адмирал принял решение идти в Свинемюнде. «Принц Адальберт» сопровождал только миноносец «S-139», потому что «S-138» остался на месте атаки с тем, чтобы продолжить поиск Е-9. Этого было недостаточно, и фон Гопман включил в свой отряд плавбазу «Индианола», чьи тральщики как раз работали неподалеку.

На «Принце Адальберте», опасаясь повторной атаки подводной лодки, попытались дать ход 15 узлов, но практически тут же вынуждены были уменьшить его до 12. Однако и на этой скорости переборки подвергались слишком большому напряжению поступавшей в корпус воды, так что вскоре скорость уменьшили до 10 узлов. Фактически она была еще меньше, потому что машины дали количество оборотов, соответствовавших 10 узлам, но корабль, который принял много воды и с увеличившейся осадкой, при этом, конечно, не мог давать 10 узлов.

К вечеру полубак ушел под воду по самую верхнюю палубу. Вода продолжала поступать в корпус, и возник крен. Немцы было подумали о контрзатоплении для его спрямления, но тут вода нашла «лазейку» в угольные ямы левого борта, и крен спрямился сам собой. Однако положение было во всех отношениях катастрофическим.


В этих условиях командир корабля предложил фон Гопману прервать поход и встать на якорь, с тем чтобы осуществлять спасательные работы не на ходу, что должно было повысить их эффективность. Так и сделали – в 20.30 «Принц Адальберт» бросил якорь около Штопмюльде, а его экипаж приступил к работам, которые продолжались всю ночь. Интересно, что еду на поврежденный броненосный крейсер пришлось доставлять с «Индианолы», потому что собственные запасы пищи оказались в воде. Еще хуже было то, что цистерны с питьевой водой также по большей части вышли из строя, да и запасы котельной воды сильно сократились.

К четырем часам утра 20 июня стало ясно, что «вытащить» нос корабля из воды не получится. Тогда было принято решение вести корабль в Свинемюнде кормой вперед, но по началу и этот план не увенчался успехом. Осадка носом достигла 11,5 м, находясь на мелководье, крейсер почти не слушался руля, а левая машина вообще не могла работать. Положение улучшилось только после того, как «Принц Адальберт» вышел на «большую воду» - здесь ему удалось идти вперед, развив скорость порядка 6 узлов. В это время броненосный крейсер сопровождали, помимо «Индианолы», еще два миноносца и три буксира. Однако с имеющейся осадкой корабль мог не пройти и в Свинемюнде, в то же время погода стояла очень тихая и решено было вести крейсер непосредственно в Киль.

К вечеру осадку удалось немного уменьшить (до 11 метров), но вода все еще поступала внутрь корпуса – корабль принял уже 2 000 т, при том что его запас плавучести составлял 2 500 т. Все же «Принц Адальберт» смог 21 июня вернуться в Киль. По его прибытии на борт поднялся грос-адмирал принц Генрих, который выразил командиру и команде свою благодарность за спасение старого корабля.

Вне всякого сомнения, в борьбе за живучесть «Принца Адальберта» его экипаж проявил выучку и профессионализм, достойные наивысших похвал. Будучи торпедированным, «Принц Адальберт» прошел 295 миль, из них 240 миль – задним ходом. Самого фон Гопмана к этому времени на корабле уже не было – он пересел на миноносец и вернулся в Нейфарвассер.

А что в это время делали англичане? Макс Хортон «пересидел» поиски, выполнявшиеся «S-138», и оставался на позиции. Около 16.00 19 июня на Е-9 видели возвращение в Данцигский залив кораблей коммодора И. Крафа: «Аугсбург», «Роон» и «Любек» шли в сопровождении миноносцев. Британская субмарина попыталась выйти в атаку, но на сей раз успех М. Хортону не сопутствовал, и он не смог подойти к германским кораблям ближе, чем на 1,5 мили, что было слишком большим расстоянием для торпедной атаки. После этого М. Хортон совершенно справедливо счел, что его задание выполнено и повел свою лодку домой. Е-9 прибыла в Ревель 21 июня без каких-либо происшествий.

Интересно, что британский командир не знал, кого именно он торпедировал. Макс Хортон был уверен, что атакует линейный корабль типа «Брауншвейг» или «Дойчланд», причем данное заблуждение оказалось весьма живучим. Даже Д. Корбетт в 3 томе официального описания мировой войны на море (впервые издано в 1923 г) утверждает, что Е-9 атаковала и поразила линкор «Поммерн». С другой стороны, немцы точно знали, что их атаковали англичане – впоследствии на шканцах «Принца Адальберта» был найден подогревательный аппарат, поразивший корабль торпеды с деталями, позволяющими четко идентифицировать ее английское «происхождение».

В целом же можно констатировать, что британские подводники добились замечательного успеха. В результате их атаки отряд фон Гопмана не смог принять участия в бое у Готланда и также не оказал помощь «Альбатросу». Хотя «Принц Адальберт» не затонул, но все же он получил тяжелые повреждения, в результате чего вынужден был ремонтироваться свыше двух месяцев, сильно ослабив и без того невеликие немецкие силы, постоянно действующие на Балтике. Воздавая должное профессионализму англичан и их командира, Макса Хортона, следует отметить также хорошую работу русских штабных офицеров – ведь именно они назначили позицию единственной, по-настоящему боеспособной лодки, имевшейся в их распоряжении, именно там, где это оказалось нужно.

Однако в результате боя у Готланда состоялось и еще одно боестолкновение подводных кораблей. Дело в том, что на рассвете 19 июня в море вышла русская подводная лодка «Акула».

"Акула" на фоне другого участника боя у Готланда 19 июня 1915 г - броненосного крейсера "Рюрик"

В полдень командир лодки старший лейтенант Н.А. Гудим получили распоряжение идти к шведскому берегу Готланда, с тем, чтобы воспрепятствовать снятию с мели «Альбатроса», если у немцев вдруг возникнет такое желание. В 18.40 лодку атаковал германский гидросамолет, сбросивший на нее 2 бомбы, но «Акула» никаких повреждений не получила.

В пятом часу утра 20 июня «Акула» приблизилась и осмотрела «Альбатрос» с расстояния всего 7 кабельтов. Именно тогда и выяснилось, что «крейсер типа «Нимфе»» на самом деле был быстроходным минным заградителем, а рядом с ним стояло на якоре четыре шведских миноносца. Н.А. Гудим, в силу полученных им приказов, продолжил наблюдение.

Немцы попытались оказать помощь «Альбатросу» и тоже выслали к нему свою подводную лодку, которой вменили в обязанность предотвратить дальнейшее разрушение корабля, если русские предпримут такую попытку. Но германская лодка «U-A» вышла позднее, утром 20 июня. На следующее утро она прибыла на место и также осмотрела «Альбатрос», а затем повернула на восток, с тем чтобы пополнить заряд аккумуляторных батарей. Но там находилась русская «Акула»…

Первыми неприятеля заметили русские подводники («Акула» находилась в надводном положении), и Н.А. Гудим немедленно скомандовал погружение. Через несколько минут и на германской лодке разглядели «предмет, величину и форму которого было трудно рассмотреть против солнца». «U-A» немедленно повернула на неопознанный «предмет» и погрузилась в готовности атаковать. Некоторое время обе подводные лодки находились в подводном положении, в готовности к бою. Но затем на «U-A», по всей видимости, решили, что «предмет» им только померещился, и всплыли. Н.А. Гудим обнаружил «U-A» в 12 кабельтовых, немедленно повернул на нее и через три минуты с расстояния в 10 кабельтов выпустил торпеду. При этом «Акула» продолжала сближаться и через две минуты после первого выстрела выпустила вторую торпеду. Увы, первая торпеда до «U-A» не дошла (как можно понять, она попросту затонула по дороге), а от второй торпеды лодка уклонилась энергичным маневром. Немцы наблюдали следы обеих торпед. Лодки разошлись и, хотя обе оставались на своих позициях (около «Альбатроса») до вечера следующего дня, друг друга больше не видели и в бой не вступали.

На этом бой у Готланда завершился. И нам осталось только обобщить выводы, которые мы делали на протяжении всего цикла статей, а также дать описание последствий, к которым он привел. И потому…

Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 9. Заключение и выводы

Итак, «Готландский цикл» подошел к концу. Мы дали полное описание боя у Готланда (насколько это было в наших силах) и теперь осталось только «итожить говоренное», то есть свести выводы из всех предыдущих статей воедино. Кроме этого, будет интересно рассмотреть выводы, которые сделали по результатам боя у Готланда немцы.

Сразу можно сказать следующее. Никакого «позора» русского флота у острова Готланд 19 июня 1915 г. не состоялось. Фактически произошло следующее:

1. Службе связи Балтийского флота удалось оперативно вскрыть намерения противника сосредоточить все основную массу боевых кораблей в Киле для проведения императорского смотра, на котором должен был присутствовать кайзер;

2. Штаб флота оперативно (не более, чем за 12 часов) разработал и довел до непосредственных исполнителей достаточно сложный план операции по обстрелу германского порта, предусматривавший использование разнородных сил с выделением демонстрационной группы, сил дальнего прикрытия, а также развертывания подводных лодок на путях возможного следования неприятеля. Пожалуй, единственным недостатком плана стало изменение объекта атаки – по настоянию нового командующего флотом В.А. Канина вместо Кольберга был выбран Мемель;

3. Развертывание надводных кораблей производилось в соответствии с планом, однако сказались недостатки материальной части отечественных подводных лодок, в результате чего пришлось назначить им районы патрулирования не там, где этого требовала обстановка. Тем не менее штаб флота, располагая всего лишь одной полностью боеспособной ПЛ (речь идет об английской Е-9 под командованием Макса Хортона) назначил ее именно туда, где ее присутствие могло принести наибольшую пользу;

4. Обстрелу Мемеля помешал сильнейший туман, но благодаря четким и профессиональным действиям службы связи Балтийского флота был обнаружен отряд коммодора И. Карпфа (в русскоязычных источниках ошибочно указывается «Карф»), выполнявший постановку минного заграждения в северной части Балтики;

5. Специалисты-разведчики обеспечили оперативную дешифровку германских радиограмм и пересылку их на флагманский корабль командира Отряда особого назначения, Михаила Коронатовича Бахирева, что позволило последнему без каких-либо проблем перехватить корабли И. Карпфа. Обнаружение и наведение собственных сил на отряд неприятеля следует считать блестящим успехом службы балтийской морской радиоразведки (функционировавшей под названием Служба связи Балтийского флота), а также образцом взаимодействия с кораблями флота;

6. Вопреки распространенному мнению, М.К. Бахирев и его 1-ая бригада крейсеров не затевали каких-то сложных маневров в бою с «Аугсбургом», «Альбатросом» и тремя миноносцами. Анализ их маневрирования, по данным отечественных и германских источников, показывает, что на протяжении большей части боя русские корабли постоянно и на полной скорости шли на пересечение курса противника или ему вдогон, стараясь задействовать по нему как можно больше артиллерии. Исключение из этого правила возникло лишь тогда, когда германские миноносцы поставили дымовую завесу и корабли 2-ой полубригады «Богатырь» и «Олег» изменили курс, чтобы обойти ее – но и в этом случае их маневр следует признать правильным и полностью отвечающим складывающейся ситуации;


7. Вопреки не менее распространенному мнению о неточной стрельбе русских кораблей, 203-мм артиллерия броненосных крейсеров «Баян» и «Адмирал Макаров» добилась (с учетом различных допущений) от 4,29% и до 9,23% попаданий в «Альбатрос», что свидетельствует об отличной подготовке русских артиллеристов. Отсутствие попаданий в «Аугсбург» объясняется высокой скоростью последнего, отчего тот имел возможность держаться на пределе видимости, которая в тот день не превышала 4,5-5 миль, и того, что крейсер быстро покинул поле боя.

8. Дальнейшие действия М.К. Бахирева определялись двумя факторами, которые, к сожалению, часто недооценивались отечественной историографией. Во-первых, он ошибочно опознал минный заградитель «Альбатрос» как крейсер типа «Ундине». Во-вторых, служба связи Балтийского флота, столь блестяще работавшая до этого, впоследствии, увы, дезинформировала русского командующего, передав на флагманский «Адмирал Макаров» информацию о присутствии сильного германского отряда, включающего в себя броненосные корабли, у северной оконечности Готланда. В результате этого М.К. Бахирев мог только гадать о том, что вообще происходит и зачем И. Карпф вывел свои корабли в море. Если бы русский командующий понял, что загнал на камни минный заградитель «Альбатрос», он легко догадался бы о цели германской операции, а так… Видя вражеские легкие крейсера и миноносцы и «зная» о присутствии сильного германского отряда, фактически, отрезавшего русским путь к отступлению, М.К. Бахирев видел свою основную задачу в том, чтобы как можно быстрее соединиться с броненосцами дальнего прикрытия («Цесаревич» и «Слава») для того, чтобы иметь возможность дать немцам решительный бой;

9. В результате М.К. Бахирев не дал серьезного отпора отряду «Роона», но фактически только отстреливался от него. Вне всякого сомнения, затевать решительную драку с вражеским броненосным крейсером, имея ощущавшийся уже дефицит снарядов, и в преддверии боя с другим сильным германским отрядом было бы совершенно неумно. В сущности, Михаил Коронатович принял единственно правильное решение исходя из той информации, которой обладал. Кроме того, М.К. Бахирев обеспечил командира «Рюрика» А.М. Пышнова необходимой и достаточной информацией для того, чтобы тот мог перехватить германский отряд и навязать бой «Роону»;

10. «Рюрик» смог перехватить отряд «Роона» и действовал упорно и настойчиво, сперва пытаясь сократить дистанцию с германскими кораблями, а затем дав им бой, приведя «Роон» на курсовой угол 60 с тем чтобы, продолжая сближаться, иметь возможность действовать по неприятелю всем бортом. Как только «Роон» отвернул, попытавшись выйти из боя, «Рюрик» последовал за ним и вновь повернул прямо на германский отряд. К сожалению, в этот момент ложное известие о перископе заставило А.М. Пышнова совершить маневр уклонения и тем самым прервать бой. Однако после этого «Рюрик» развернулся вслед германским кораблям и некоторое время преследовал их. Однако его превосходство в скорости не было настолько велико (если оно вообще было), чтобы быстро сблизиться с «Рооном». На это могли уйти часы, а таким временем «Рюрик» не располагал, тем более что М.К. Бахирев сообщил А.М. Пышнову «Опасаться подходу неприятеля с юга». Поэтому, после безрезультатного преследования, «Рюрик» отвернул и пошел вслед за крейсерами М.К. Бахирева;

11. Плохую стрельбу «Рюрика» (ни в кого не попал) следует отнести как на результат значительных дистанций боя и неважную видимость («Роон», на который «Рюрик» перенес огонь сразу же после того, как на нем опознали германский броненосный крейсер также не добился ни единого попадания), но также и на растренированность команды «Рюрика», потому что из за повреждения корпуса о каменную банку 1 февраля 1915 г корабль полгода перед операцией находился в ремонте и не имел возможности вести боевую подготовку. Возможно, были и другие причины (практически полный износ орудий главного калибра, если только их не меняли во время ремонта);

12. Британская подводная лодка Е-9 продемонстрировала традиционно высокий уровень боевой подготовки и смогла поразить торпедой броненосный крейсер «Принц Адальберт», поспешивший на помощь отряду И. Крапфа;

Как мы видим, ни штабные офицеры, ни разведка Балтфлота, ни отряд особого назначения и его командиры ни в чем не заслужили упрека. Штаб в кратчайшие сроки разработал план операции, которая протекала не так, как это было задумано, но все равно привела к существенным потерям немцев. Успех Е-9 нельзя отнести на счет действий русских кораблей, но Макс Хортон добился его в том числе и потому, что его подводная лодка была отправлена именно в тот район, откуда вышел отряд прикрытия, то есть заслуга штабных офицеров Балтфлота в торпедировании «Принца Адальберта» неоспорима. «Наведение» отряда М.К. Бахирева на силы И. Карпфа следует считать образцом действий радиотехнической разведки. Командиры и экипажи отряда особого назначения действовали профессионально и агрессивно там, где это не было связано с неоправданным, чрезмерным риском. Маневрирование русских кораблей следует считать оптимальным во всех случаях. Тот факт, что из отряда И. Карпфа 1-ой бригаде крейсеров удалось уничтожить только самый тихоходный корабль – минный заградитель «Альбатрос» (который, кстати говоря, практически не уступал русским крейсерам в скорости) вызван отнюдь не пробелами в тактике, боевой подготовке, или нехватке решимости русских экипажей. Моряки 1-ой эскадры крейсеров не достигли большего успеха лишь потому, что они вынуждены были идти в бой на кораблях еще доцусимских проектов. Будь в распоряжении М.К. Бахирева современные быстроходные крейсера – результат боя был бы совершенно иным. Что же до крейсера «Рюрик», то он, в общем, также действовал образцово для корабля, полгода перед операцией простоявшего в ремонте.


Анализ решений Михаила Коронатовича Бахирева приводит к выводу, что командующий русскими силами не допустил никакой ошибки. Все его действия были своевременными и правильными – разумеется, с учетом того объема информации, которым М.К. Бахирев располагал.

А вот о немецких моряках, как ни странно, мы ничего подобного сказать не можем.

Вне всякого сомнения, силы кайзерлихмарине на Балтике были невелики. Но тем внимательнее следовало быть немецким адмиралам, планируя свои операции! Они же совершенно расслабились и не ожидали от русских никакого подвоха. Единственным оправданием для них может служить то, что русский флот своей длительной пассивностью сам спровоцировал их на это, но… «Уставы пишутся кровью», и никогда не нужно делать себе скидки – каким бы вялым и нерешительным не казался враг. Немцы забыли эту прописную истину, за что, собственно, и поплатились.

Итак, что мы видим? Из трех броненосных крейсеров, которые могли принять участие в прикрытии «Альбатроса», по факту был задействован только один – «Роон». Два других – «Принц Адальберт» и «Принц Генрих» изображали из себя дальнее прикрытие. Русские броненосцы «Слава» и «Цесаревич» покинули места базирования и вышли к Або-Аландской шхерной позиции, где и пребывали в полной готовности немедленно выйти в море, как только это понадобится. Они осуществляли дальнее прикрытие кораблей М.К. Бахирева. А что делали броненосные крейсера контр-адмирала фон Гопмана, которым понадобилось почти четыре часа только для того, чтобы выйти из устья Вислы? Можно назвать это как угодно, но словосочетание «дальнее прикрытие» к ним совершенно неприменимо.

Судя по всему, коммодору И. Карфу и в голову не могло прийти опасаться русских кораблей в средней (тем более - южной) части Балтики. Его действия неопровержимо свидетельствуют о том, что единственно, чего он опасался – это русских крейсеров, патрулирующих у горла Финского залива. Именно поэтому он с такой легкостью разделил свои силы и отправил «Роон» с «Любеком» в Либаву незадолго до того, как был перехвачен 1-ой бригадой крейсеров.

Если бы немцы рассматривали возможность противодействия русского флота сколько-нибудь всерьез, им следовало перевести «Принц Адальберт» и «Принц Генрих» в Либаву, где они были намного ближе к району минной постановки, и откуда, в случае чего, они действительно смогли бы оказать помощь отряду И. Карпфа. Но ничего подобного сделано не было.

В общем, первая ошибка немцев – отсутствие дальнего прикрытия, была допущена на этапе планирования операции, вторую – отправку «Роона» и «Любека» с частью миноносцев в Либаву совершил уже сам И. Карпф. Затем его отряд был перехвачен бригадой крейсеров М.К. Бахирева, и…

Немецкое описание боя «Аугсбурга», «Альбатроса» и трех миноносцев с русскими крейсерами весьма противоречиво, и это факт, а нижеследующее представляет собой личное мнение автора настоящей статьи. Так вот, при сопоставлении отечественных и немецких источников создается стойкое впечатление, что И. Карпф просто запаниковал и бежал с поля боя. Миноносцы, собравшись сперва идти в героическую и самоубийственную торпедную атаку на куда как превосходящий их русский отряд, видя бегущего флагмана изменили точку зрения и бежали вслед за ним. Впоследствии же, немецкие командиры устыдились своих действий и постарались придать своим действиям «немного тактического блеска». Так, например, согласно русских данных «Аугсбург» бежал, а затем был прикрыт дымзавесой миноносцев и, на какое-то время, перестал быть видимым. Затем, когда крейсера М.К. Бахирева обошли завесу, «Аугсбург» показался вновь – стреляя по русским крейсерам, он продолжал отступление и скоро скрылся в тумане. Но в изложении И. Крапфа этот эпизод выгляди так – «Аугсбург» отступил, затем вернулся и, пытаясь отвлечь внимание русских крейсеров на себя, в течение 13 минут обстреливал «Адмирала Макарова», а когда это ему не удалось - отступил вновь.

Единственный корабль отряда И. Карпфа, который совершенно точно ни в чем не заслужил упрека – это минный заградитель «Альбатрос». Экипаж героически сражался до последнего и сумел-таки довести свой израненный корабль до шведских территориальных вод, чем уберег его от гибели. Разумеется, «Альбатрос» был интернирован и в дальнейших боевых действиях участия не принимал, но в дальнейшем был возвращен Германии.

Однако подвиг экипажа «Альбатроса» в очередной раз засвидетельствовал, что героизм представляет собой средство искупления чужой некомпетентности. Мы уже говорили выше, что И. Карпфу не следовало отпускать «Роон» и «Любек», но сейчас речь пойдет не об этом. Даже столкнувшись с русской эскадрой без поддержки броненосного крейсера, «Альбатросу», в общем-то, не нужно было умирать, потому что И. Карпф немедленно вызвал «Роон» на помощь. Приди она, эта помощь, вовремя, и скорее всего «Альбатрос» уцелел бы, потому что даже в одиночку «Роон» был сильнее «Баяна» и «Адмирала Макарова» вместе взятых, а «Рюрик» все еще находился слишком далеко. Но «Роон» не подошел на помощь вовремя, а почему? По причине ошибки его штурмана, умудрившегося заблудиться и привести корабль совсем не туда, куда его звали, и где он был нужен. В итоге помощь не пришла, и «Альбатрос» вынужден был выброситься на скалы, но что же дальше делал броненосный крейсер?

Одно из двух – или командир «Роона» лгал в своем рапорте, или же здравый смысл не считался качеством, необходимым для командования военными кораблями кайзерлихмарин. То, что командир броненосного крейсера решил, что находится между двумя русскими отрядами, в принципе объяснимо – «потеряв» свое местоположение в результате ошибки штурмана и обнаружив русский отряд «в неположенном месте», легко представить, что ты встретился с другим отрядом противника и что этих отрядов по меньшей мере два. Но дальше-то что? «Роон», по мнению его командира, оказался «в тисках», потому что русские как будто были с севера и с юга. Южный русский отряд угрожал кораблям коммодора И. Карпфа, северный никому не угрожал и уходил себе на север. И командир «Роона», задачей которого было, вообще-то, оказание помощи И. Карпфу, вместо поворота на юг бежит вдогон северному отряду, вступает с ним в бой, через какое-то время «одумывается» («Что ж это я, ведь моему командиру нужна помощь на юге!»), выходит из боя и торопится обратно на юг…


А как прикажете оценивать действия фон Гопмана, находившегося со своими броненосными крейсерами в Данциге и получившего в 08.12 радиограмму, из которой неопровержимо следовало, что немецкие корабли в море ведут бой? Который на протяжении 35 минут после этого хранил олимпийское спокойствие, не предпринимая ничего? Зато потом, спустя еще три часа (когда его корабли уже заведомо ничего не решали и никому помочь не могли), фон Гопман рванулся вперед, не дожидаясь миноносцев. И даже те, что были взяты с собой, контр-адмирал не потрудился выставить в противолодочное охранение. Вне всякого сомнения, фон Гопман «отреагировал», вот только ценой этого стала огромная дыра в борту «Принца Адальберта» и гибель десяти человек. Не многовато ли для строчки в рапорте?

В общем, ни замысел немецкой операции, ни ее исполнение, ни действия германских командиров во время боя не заслуживают одобрения. Светлым пятном на общем фоне выглядит только героизм экипажа «Альбатроса», да великолепная подготовка артиллеристов «Любека», моментально пристрелявшихся по «Рюрику» с предельных для себя дистанций.

Каков же итог боя у Готланда?

Как известно, «Альбатрос» выбросился на камни и больше в войне участия не принимал, а торпедированный «Принц Адальберт» на два месяца выбыл из строя. «Адмирал Макаров», «Баян» и «Рюрик» получили незначительные повреждения.

В ходе обсуждений Готландского боя автор настоящей статьи неоднократно сталкивался с сожалениями, что на камни выбросился всего лишь минный заградитель, а не крейсер, как в ходе боя полагал М.К. Бахирев. Но справедливости ради нужно сказать: морская война на Балтике была во многом минной войной, и тут значимость быстроходного минного заградителя трудно переоценить. В то же время легких крейсеров «у кайзера много», и с этой точки зрения потеря «Альбатроса» для кайзерлихмарин была куда чувствительнее, чем «крейсера типа «Ундине»», как о нем думал М.К. Бахирев.

Ну а как отреагировали на этот бой немцы?

К сожалению, большинство источников не дают ответа на этот вопрос. А зря, потому что в противном случае заявления, наподобие тех, что сделал Больных А.Г. в своей книге «Трагедия ошибок»:

«Я готов поспорить на что угодно, что в Королевском Флоте после такой «победы» весь командный состав эскадры — и адмирал, и командиры кораблей — пошел бы под трибунал. Фактически эта «победа» покончила со всеми претензиями кораблей Балтийского флота на какую-то роль в этой войне. Противник их больше во внимание не принимал и не боялся, собственное верховное командование на них больше не рассчитывало».


были бы вряд ли возможны.

Но вернемся к немецкому командованию. Спустя 9 дней после боя, 28 июня 1915 г, Генрих Прусский представил в Адмиралштаб доклад об обстоятельствах боя, основанный на рапортах И. Карпфа и его командиров. В своем докладе гросс-адмирал в целом одобрил действия немецких сил, упрекнув И. Карпфа лишь в том, что он слишком рано отделил от отряда «Любек» и «Роон». Начальник Адмиралштаба, адмирал Г. Бахман, видимо завороженный красочными тезисами доклада о «самоотверженной поддержке кораблей» и «стремлении сблизиться с врагом», в целом согласился с принцем Генрихом, но отметил, что, по его мнению, торпедная атака была прекращена в момент, когда русские крейсера уже находились в пределах дальности «мин Уайтхеда», и что продолжение торпедной атаки заставило бы русские крейсера отвернуть, а это давало «Альбатросу» надежду на спасение. Впрочем, он согласился с тем, что в этом случае корабли М.К. Бахирева все равно уничтожили бы «Альбатрос», хотя бы даже и в шведских водах.

Однако столь чудное единение взглядов кайзер Вильгельм II совершенно не разделил и потребовал объяснений «о причинах, побудивших как в начале операции, так и во время ее проведения отступить от основного принципа – сосредоточения сил». Естественно, фон Гопман, будучи командующим германских разведывательных сил на Балтике, не мог дать вменяемого ответа на этот вопрос. Поэтому он пустился «во все тяжкие», начав расписывать устарелость большинства своих кораблей и (внимание!) могущество Балтийского флота, который явно не собирался больше отсиживаться за минными заграждениями Финского залива. «Общее ведение борьбы на Балтийском море строится на том предположении, что русский флот обладает очень ограниченной инициативой и дееспособностью. Без этой предпосылки общее превосходство сил русского флота… …заставляет во всякое время ожидать проведения ответных ударов».

Можно только догадываться, что думал принц Генрих, читая этот рапорт фон Гопмана, но, по мнению автора, он схватился за голову. Вне всякого сомнения, кайзер зрил в корень и после доклада Г. Бахмана задал тому ключевой вопрос – почему германские силы в нужный момент оказались рассредоточены? А теперь в качестве ответа на этот вопрос фон Гопман предлагает учитывать «могущество русского флота», но, раз этот флот действительно могуч и больше не сидит за минными заграждениями, то это тем более требовало сосредоточения германских сил! Которого сделано не было. Фактически фон Гопман в своем рапорте написал следующее: «Мы рассчитывали, что русский флот останется пассивным и не сделали ничего на случай его вмешательства». То есть своим рапортом фон Гопман, можно сказать, «закопал» сам себя!

В этих условиях у принца Генриха просто не оставалось другого выхода, как «принять огонь на себя» - он доложил кайзеру, что одобряет разделение сил, сделанное младшим флагманом, хотя ранее он сам упрекал его за это. Но это одобрение вышестоящей инстанции (как-никак Генрих Прусский носил чин грросс-адмирала) отвело «громы и молнии» от головы фон Гопмана и на этом дело было исчерпано. По заключению Адмиралштаба, потеря минного заградителя «Альбатрос» оказалась «следствием плохой видимости и существовавшей до того времени, однако, вполне обосновано, недооценки противника».

Иными словами, заявление А.Г. Больных о том, что «противник Балтийский флот больше в расчет не принимал» верно… с точностью до наоборот. На самом деле именно после боя у Готланда немцы пришли к выводу, что до сих пор недооценивали русских, и делали это совершенно напрасно.

Сразу же после боя Адмиралштаб перебросил на Балтику легкий крейсер «Бремен» и новейший миноносец V-99 (как ни странно – оба они погибли в том же 1915-ом году, первый на минах, второй – под огнем «Новика»). А спустя каких-то два дня после боя, 21 июня 1915 г., кайзер подписал приказ о переводе на Балтику:

1. 4-ой эскадры линкоров - семь броненосцев типов «Брауншвейг» и «Виттельсбах» под командованием вице-адмирала Шмидта;

2. 8-ой флотилии миноносцев – одиннадцать вымпелов под командованием фрегаттен-капитана Хундертмарка;

3. Двух подводных лодок.

Начальник Адмиралштаба так докладывал об этих мерах статс-секретарю имперского морского управления (то есть – морскому министру) Тирпицу:

«Морские силы Балтийского моря, после выхода из строя «Принца Адальберта» имеющей большое моральное значение потери «Альбатроса», нужно усилить настолько, чтобы они могли продолжать прежнюю линию ведения войны, имеющую целью отбить у русских охоту к активным действиям в наших водах и при этом достичь возможно больших успехов… Затяжной характер военных действий против России может потребовать окончательного оставления в Балтийском море части или всех высланных туда теперь подкреплений».

Иными словами, бой у Готланда, состоявшийся 19 июня 1915 г., или «Позор у острова Готланд» (по мнению некоторых наших историков и публицистов) повлек за собой полное изменение представлений о необходимом наряде сил на Балтике. До боя у Готланда считалось, что задачи кайзерлихмарин здесь могут выполнить три броненосных крейсера. После боя немцы сочли необходимым использовать для решения тех же задач семь эскадренных броненосцев и два броненосных крейсера. Разумеется, подобное изменение отношения к русскому Балтийскому флоту бесконечно далеко от «перестали принимать во внимание».

А что же фон Гопман? Формально он сохранил свой пост, но теперь подчинялся напрямую вице-адмиралу Шмидту, командующему 4-ой эскадрой линкоров. Насколько известно автору (но это неточно), фон Гопман больше никогда не занимал постов, подразумевающих самостоятельное руководство отрядами флота.

И последнее. Как мы говорили ранее, основной целью набега на Мемель являлось воздействие на общественное мнение населения Германии. Обстрел не состоялся, но информация о появлении русских крейсеров в южной Балтике и гибель «Альбатроса» получили широкую огласку – так, уже 20 июня (на следующий день после боя) ревельские газеты опубликовали телеграмму из Стокгольма о бое у Готланда. Согласно многочисленным агентурным сообщениям, гибель минного заградителя произвела огромное впечатление на общественные круги Германии, да, собственно, и адмирал Г. Бахман говорил о ней, как об имеющей «большое моральное значение». Таким образом, и в этом смысле русская операция завершилась полным успехом.

Спасибо за внимание!

Автор: Андрей из Челябинска

Статьи из этой серии:

Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 1
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 2
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 3. Крейсера открыли огонь
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 4. Отступление Карфа
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 5. Как стреляли русские комендоры
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 6. Перестрелка с "Рооном"
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 7. "Рюрик" вступает в бой
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 8. Подводные лодки!

https://topwar.ru/140766-gotlandskiy-boy-19-iyunya-1915-g-ch...

https://topwar.ru/141046-gotlandskiy-boy-19-iyunya-1915-g-ch...

https://topwar.ru/141820-gotlandskiy-boy-19-iyunya-1915-g-ch...

Картина дня

наверх